Каждый день, почти каждый день.
Почти каждый день 400 рублей и 400 шагов. Как же устал.
Больно.
Потому что ноги сводит. Да теперь у меня есть все. Все к чему стремился. Как хорошо я помню эти слова. Кому какая разница. Забавно до чего же быстро пропадают друзья. Забавно как быстро стираются имена. Как легко все забывают обещанное. Хотя кому какое дело.
Там. 400 шагов и 400 рублей в кармане. Ты же все знаешь сам.
За окном снег, сквозь тысячи огромных хлопьев видно как ветер носится по району сбивая с ног школьников и нерадивых прохожих.
Кажется уже час. Да час и на градуснике 18 тепла. О! Не будет так больно идти! Ах нет...это в квартире. А за окном -18. Жаль.
Там. 400 шагов. Таких маленьких, один к одному, жалких шагов. Больных и усталых. Сможешь? А есть выбор? 400 к -18...да, значит 430. А еще можно упасть.
Натянуть старые рваные джинсы, других нет. Другие и не нужны. Какая разница все равно замерзну. Все равно перчаток нет. нет шапки. Нет куртки. Зато есть ветер. Как давно.
Когда то давно он был твоим другом. Твоим владыкой. Он держал тебя на крыле, уносил в небо, показывал лучший мир, звал вдаль. Он хотел быть с тобой. Но ты не захотел. Продал, дешево продал. Даже обидно, надо было взять больше.
Там. 400 шагов, дикий обиженный ветер, -18 и боль. БОЛИ БУДЕТ МНОГО.
Уже пол часа собираешься. Ходишь и становится только хуже. Из угла в угол комнаты. От стены к стене, сквозь квартиру от стекла к стеклу. Касаясь лбом ледяной поверхности окна, и не веря, что сможешь сделать это.
Ключ, сигареты, весенняя куртка, другой нет. Рваные кеды, они кажется еще не высохли после вчера. Ах да, вчера же было все точно так же. Утром еще кажется была мама. Жалкое зрелище. Она тебя любит, забавно. Любит и позволяет убить себя. Забавно.
Там. 400 шагов, стыд, боль, ненависть к самому себе и низости пропасти в которую ты упал. - 18. Ветер.
Лифт идет долго. Наверное грохочет как старый побитый трактор. Прямо как ты. Внутри что-то нажимает на кнопку и ты идешь. Медленно, грохоча и расшатываясь из стороны в сторону. Весь побитый и рваный, с кусками облезлой краски. Жалкое зрелище. Но тебе уже все равно. Это надо заглушить.
Стоишь и куришь. Еще в подъезде. Там...там кажется, что сигарета льдиной остынет примерзнув к рукам. Там кажется что рот смерзнется и не сможешь оторвать рук от губ. Там -18. стыд, боль там 400 шагов. До зеленого креста. Какое милое название Гринкросс. Почти как ассассины в той игрушке, что играл...боже как же давно это было.
Пора.
Раз. Это самое тяжелое - начать. Еще не успевшие наполниться ледяным ветром джинсы, источают тепло и кажется ты справишься. Да боль, да холод, да стыд, да плевать! Ты полон уверенности, кажется вот вот найдутся силы.
Двадцать пять. Вы что смеетесь? Это же нереально. Ноги подкашиваются, боль в суставах заставляет морщиться каждый шаг, сердце захлебывается загустевшей кровью. Руки выкручивает так, что без стона не дотянуть сигарету до рта. Черт.
Сто. Стоишь. Стоишь потому что не можешь уже сделать еще шаг. Сугробы почти доходят до колен. Весело наверное смотреть сейчас со стороны на ненормального, что падая каждые десять шагов ломится на угол дома. А еще эта мысль. Она часто посещает тебя в этот момент. -Может все? Может хватит? Давай бросим, давай, ты же сильный, ты сможешь!
Двести сорок четыре. Седьмой раз упал...лежишь. Достал сигарету. Повернулся лицом в лед, что бы зажечь. Их так мало осталось. Восемь штук. На сегодня уже может и не хватить. Весь в снегу. Он засыпался за шиворот...может и холодно, да только давно уже не чувствуешь. Все замерзло. Ног не чувствуешь. Хотя боль чувствуешь сильнее. И встать уже нет сил. Слезы текут. Это не слабость просто ветер вперемешку с дымом бьет в лицо. И снег. Эти маленькие злые кусочки ваты облепили лицо. Как у Стерлинга. Мотыльки пожирающие плоть. Так и кажется, что эта слабая искристая боль, что приносят их острые холодные коготки, от отрываемых маленьких кусочков кожи. Докурил, встал. Взялся за перила, и по миллиметру. Шажок за шажком. Даже дети способны идти быстрее. Ветер на углу, разгоняясь сквозь щель бьет с такой силой, будто в последний раз хочет спасти тебя. Мысли в кашу. Руки красные и мокрые. Сигареты помяты. Даже дышать больно. Или это после пятого падения.
Триста пятьдесят. Забыть обо всем. Наступил в грязь. ОТКУДА ОНА ЗДЕСЬ!? Все против тебя, уже не соображая не о чем идешь. Болит уже все. Ничего не можешь увидеть. Ничего не хочешь. Кашель раздирает усталые легкие. Смотришь под ноги, одной рукой скомкав и вцепившись в 4 бумажки, что спасут тебя сегодня. А другой пытаясь еще глубже натянуть капюшон. И сделать это так что бы не оголить поясницу. Боль. Боль. Боль.
Под ногами втоптаный в раскатанную гололедицу дорог лежит голубь. Он уже даже не мертв. ОН лишен формы. Лишен всякого возможно уважения. Его даже нет! Ровным слоем, эта безликая, серая масса перьев, кишок и мерзостного отвращения раскатана, шире всех возможных пределов колесами сотен тысяч машин. Ему уже не больно. Нет. Но ты такой же. И вся разница в том, что он уже мертв. Он плоской кашей размят и унижен, но мертв. Не болит, не страдает, а перед смертью даже не думал своими куриными мозгами. А ты жив, и хуже этой рваной птицы бродишь, почти незримой тенью через угол этого проклятого дома, под этим неугомонным ветром, словно призрак. Словно мертвец. И ты лишен всего, ненужная отброшенная на край часть социума. Да. Именно часть, не личность, но предмет. Сухой факт, цифра, даже галочка, на бесцветном фоне февральского неба. Снежинка, что упав на тело мертвой птицы осознает свое бессмысленное существование.
Четыреста. Дошел. Дополз. Заросший бородой, грязный, рваный, мокрый, хриплый. В мокрый насквозь платок ты сплевываешь мокроту с кровью. Которой в последнее время стало все больше. И течет она ото всюду. трясущейся рукой, ты протягиваешь свои жалкие деньги, в кассу аптеки. Обезличенная женщина продавец, давно не спрашивает, молча протягивая тебе две упаковки и бутылку самой дешевой воды.
Шатаясь, негнущимися пальцами, роняя и вновь поднимая таблетки, ты идешь к выходу. И тебе все равно что соседняя дверь ведет в отделение милиции. Ты живешь в стране, где наркотики продаются в аптеке. Кому какое дело до милиции, она ведь на стороне закона. Она все делает верно. Ты можешь. Это твое право.
Ты падаешь на ступеньки, достаешь мокрую, гнутую словно проволока сигарету. Забрасываешь в рот горсть таблеток. Как давно ты научился есть по двадцать колес за раз? Сверху течет вода. Дешевая, с привкусом хлорки вода. Ты прислоняешься к стене, потому что уже нет сил. Теперь ты просто ждешь. Ждешь когда пожар начнется из груди, и расцветет бутоном, смертоносным и красивым бутоном сквозь твое тело. Иголками впиваясь в кости и плоть. Теплом разливаясь по венам. Прогоняя боль. Прогоняя страх. Прогоняя сомнения. Ты делаешь затяжку. Помнишь. Это были 400 шагов.
400 шагов, словно дорога длинной в жизнь. Словно путь в никуда из ниоткуда. И ноги окончательно замерзли на этом пути. И руки, раздувшиеся и красные руки, уже только и могут что держать сигарету. С дымом уходит прочь и сомнение. Ты все сделал верно. Завтра будет...будет...завтра.
А скоро тебе предстоит 400 шагов. Но это, уже совсем другие 400 шагов.
Почти каждый день 400 рублей и 400 шагов. Как же устал.
Больно.
Потому что ноги сводит. Да теперь у меня есть все. Все к чему стремился. Как хорошо я помню эти слова. Кому какая разница. Забавно до чего же быстро пропадают друзья. Забавно как быстро стираются имена. Как легко все забывают обещанное. Хотя кому какое дело.
Там. 400 шагов и 400 рублей в кармане. Ты же все знаешь сам.
За окном снег, сквозь тысячи огромных хлопьев видно как ветер носится по району сбивая с ног школьников и нерадивых прохожих.
Кажется уже час. Да час и на градуснике 18 тепла. О! Не будет так больно идти! Ах нет...это в квартире. А за окном -18. Жаль.
Там. 400 шагов. Таких маленьких, один к одному, жалких шагов. Больных и усталых. Сможешь? А есть выбор? 400 к -18...да, значит 430. А еще можно упасть.
Натянуть старые рваные джинсы, других нет. Другие и не нужны. Какая разница все равно замерзну. Все равно перчаток нет. нет шапки. Нет куртки. Зато есть ветер. Как давно.
Когда то давно он был твоим другом. Твоим владыкой. Он держал тебя на крыле, уносил в небо, показывал лучший мир, звал вдаль. Он хотел быть с тобой. Но ты не захотел. Продал, дешево продал. Даже обидно, надо было взять больше.
Там. 400 шагов, дикий обиженный ветер, -18 и боль. БОЛИ БУДЕТ МНОГО.
Уже пол часа собираешься. Ходишь и становится только хуже. Из угла в угол комнаты. От стены к стене, сквозь квартиру от стекла к стеклу. Касаясь лбом ледяной поверхности окна, и не веря, что сможешь сделать это.
Ключ, сигареты, весенняя куртка, другой нет. Рваные кеды, они кажется еще не высохли после вчера. Ах да, вчера же было все точно так же. Утром еще кажется была мама. Жалкое зрелище. Она тебя любит, забавно. Любит и позволяет убить себя. Забавно.
Там. 400 шагов, стыд, боль, ненависть к самому себе и низости пропасти в которую ты упал. - 18. Ветер.
Лифт идет долго. Наверное грохочет как старый побитый трактор. Прямо как ты. Внутри что-то нажимает на кнопку и ты идешь. Медленно, грохоча и расшатываясь из стороны в сторону. Весь побитый и рваный, с кусками облезлой краски. Жалкое зрелище. Но тебе уже все равно. Это надо заглушить.
Стоишь и куришь. Еще в подъезде. Там...там кажется, что сигарета льдиной остынет примерзнув к рукам. Там кажется что рот смерзнется и не сможешь оторвать рук от губ. Там -18. стыд, боль там 400 шагов. До зеленого креста. Какое милое название Гринкросс. Почти как ассассины в той игрушке, что играл...боже как же давно это было.
Пора.
Раз. Это самое тяжелое - начать. Еще не успевшие наполниться ледяным ветром джинсы, источают тепло и кажется ты справишься. Да боль, да холод, да стыд, да плевать! Ты полон уверенности, кажется вот вот найдутся силы.
Двадцать пять. Вы что смеетесь? Это же нереально. Ноги подкашиваются, боль в суставах заставляет морщиться каждый шаг, сердце захлебывается загустевшей кровью. Руки выкручивает так, что без стона не дотянуть сигарету до рта. Черт.
Сто. Стоишь. Стоишь потому что не можешь уже сделать еще шаг. Сугробы почти доходят до колен. Весело наверное смотреть сейчас со стороны на ненормального, что падая каждые десять шагов ломится на угол дома. А еще эта мысль. Она часто посещает тебя в этот момент. -Может все? Может хватит? Давай бросим, давай, ты же сильный, ты сможешь!
Двести сорок четыре. Седьмой раз упал...лежишь. Достал сигарету. Повернулся лицом в лед, что бы зажечь. Их так мало осталось. Восемь штук. На сегодня уже может и не хватить. Весь в снегу. Он засыпался за шиворот...может и холодно, да только давно уже не чувствуешь. Все замерзло. Ног не чувствуешь. Хотя боль чувствуешь сильнее. И встать уже нет сил. Слезы текут. Это не слабость просто ветер вперемешку с дымом бьет в лицо. И снег. Эти маленькие злые кусочки ваты облепили лицо. Как у Стерлинга. Мотыльки пожирающие плоть. Так и кажется, что эта слабая искристая боль, что приносят их острые холодные коготки, от отрываемых маленьких кусочков кожи. Докурил, встал. Взялся за перила, и по миллиметру. Шажок за шажком. Даже дети способны идти быстрее. Ветер на углу, разгоняясь сквозь щель бьет с такой силой, будто в последний раз хочет спасти тебя. Мысли в кашу. Руки красные и мокрые. Сигареты помяты. Даже дышать больно. Или это после пятого падения.
Триста пятьдесят. Забыть обо всем. Наступил в грязь. ОТКУДА ОНА ЗДЕСЬ!? Все против тебя, уже не соображая не о чем идешь. Болит уже все. Ничего не можешь увидеть. Ничего не хочешь. Кашель раздирает усталые легкие. Смотришь под ноги, одной рукой скомкав и вцепившись в 4 бумажки, что спасут тебя сегодня. А другой пытаясь еще глубже натянуть капюшон. И сделать это так что бы не оголить поясницу. Боль. Боль. Боль.
Под ногами втоптаный в раскатанную гололедицу дорог лежит голубь. Он уже даже не мертв. ОН лишен формы. Лишен всякого возможно уважения. Его даже нет! Ровным слоем, эта безликая, серая масса перьев, кишок и мерзостного отвращения раскатана, шире всех возможных пределов колесами сотен тысяч машин. Ему уже не больно. Нет. Но ты такой же. И вся разница в том, что он уже мертв. Он плоской кашей размят и унижен, но мертв. Не болит, не страдает, а перед смертью даже не думал своими куриными мозгами. А ты жив, и хуже этой рваной птицы бродишь, почти незримой тенью через угол этого проклятого дома, под этим неугомонным ветром, словно призрак. Словно мертвец. И ты лишен всего, ненужная отброшенная на край часть социума. Да. Именно часть, не личность, но предмет. Сухой факт, цифра, даже галочка, на бесцветном фоне февральского неба. Снежинка, что упав на тело мертвой птицы осознает свое бессмысленное существование.
Четыреста. Дошел. Дополз. Заросший бородой, грязный, рваный, мокрый, хриплый. В мокрый насквозь платок ты сплевываешь мокроту с кровью. Которой в последнее время стало все больше. И течет она ото всюду. трясущейся рукой, ты протягиваешь свои жалкие деньги, в кассу аптеки. Обезличенная женщина продавец, давно не спрашивает, молча протягивая тебе две упаковки и бутылку самой дешевой воды.
Шатаясь, негнущимися пальцами, роняя и вновь поднимая таблетки, ты идешь к выходу. И тебе все равно что соседняя дверь ведет в отделение милиции. Ты живешь в стране, где наркотики продаются в аптеке. Кому какое дело до милиции, она ведь на стороне закона. Она все делает верно. Ты можешь. Это твое право.
Ты падаешь на ступеньки, достаешь мокрую, гнутую словно проволока сигарету. Забрасываешь в рот горсть таблеток. Как давно ты научился есть по двадцать колес за раз? Сверху течет вода. Дешевая, с привкусом хлорки вода. Ты прислоняешься к стене, потому что уже нет сил. Теперь ты просто ждешь. Ждешь когда пожар начнется из груди, и расцветет бутоном, смертоносным и красивым бутоном сквозь твое тело. Иголками впиваясь в кости и плоть. Теплом разливаясь по венам. Прогоняя боль. Прогоняя страх. Прогоняя сомнения. Ты делаешь затяжку. Помнишь. Это были 400 шагов.
400 шагов, словно дорога длинной в жизнь. Словно путь в никуда из ниоткуда. И ноги окончательно замерзли на этом пути. И руки, раздувшиеся и красные руки, уже только и могут что держать сигарету. С дымом уходит прочь и сомнение. Ты все сделал верно. Завтра будет...будет...завтра.
А скоро тебе предстоит 400 шагов. Но это, уже совсем другие 400 шагов.
Комментариев нет:
Отправить комментарий